Румынская революция

20 лет спустя: три причины краха коммунизма

Интервью В. Ведрашко и А. Шарого с бывшим главным редактором газеты «Правда» Виктором Григорьевичем Афанасьевым — о причинах краха коммунизма и развале «социалистического содружества». Беседа была записана в 1993 году. Впервые полный текст напечатан в журнале «Правозащитник» (№ 4—1999). Право на публикацию настоящего текста (с сокращениями) авторы предоставили пражскому журналу «Русское слово» в связи с отмечаемым в 1989 году 20-летием краха коммунизма в Европе.

Три причины краха коммунизма 20 лет назад — это отсутствие системного подхода, борьба политиков за личную власть и некомпетентность управленцев

Двадцать лет назад в Европе распалось «социалистическое содружество», закончилась холодная война, наступила новая историческая эпоха. В 1993 году мы — тогда еще два молодых журналиста, выпускники факультета международной журналистики — взяли интервью у одного из наиболее просвещенных представителей советской номенклатуры, человека, как тогда считалось, новаторского склада и, в то же время, преданного идеям, которые изучал и которые преподавал — то есть, по нынешним меркам, консерватора.

Мы беседовали за несколько месяцев до его смерти в просторном кабинете института философии в Москве. Оценки Виктора Григорьевича Афанасьева, быть может, помогут тем, кто изучает недавнюю историю, лучше понять конец «великой эпохи», который произошел 20 лет назад.

«Русское слово» — первый заграничный журнал, который публикует фрагмент этой беседы.

— Болгария, Венгрия, Восточная Германия, Польша, Румыния, Чехословакия, СССР — «социалистическое содружество». Эти государства составляли во второй половине ХХ века главную силу, противостоявшую «капиталистическим странам», прежде всего, входившим тогда в НАТО. Именно «содружество» было одной из двух противоборствующих сторон в «холодной войне». Почему же в 1989 году всему этому пришел конец?

— Потому что не было экономической, политической, идеологической основы для единства. Система была искусственной. Формально мы придерживались одной марксистско-ленинской идеологии. Но она не была в равной мере принята в странах содружества

— А было ли Вам тогда понятно, сколь ненадежны «скрепки»?

— Нет, тогда — нет. Но какие-то сомнения у меня возникали... Не будем забывать, что усилиями СССР эти разнородные страны все-таки сынтегрировались. Мы дополняли друг друга, кооперировались в производстве. Мы продавали этим странам нефть не по мировым ценам, то есть себе в ущерб.

 — Значит, Москва хотела сохранить содружество любой ценой?

— Конечно. Оно служило «санитарным кордоном» в условиях капиталистического окружения. Одной из главных причин распада я назвал бы знаете что? Может быть, вам покажется это странным... так вот, одна из причин в том, что мы прошляпили новый этап научно-технической революции — и мы, и наши союзники. Мы прозевали изменения, связанные с электроникой и информатикой и не сумели провести глубокую реконструкцию нашей экономики.

— Когда это «прозевали» произошло?

— Примерно в середине 60-х годов. И это печально. Ведь успехи у нас были очень большие. Мы и экономику после войны восстановили, и в космос вышли, и первую атомную электростанцию построили... Сотни миллиардов долларов зарабатывали на нефти. Их надо было направить на реконструкцию экономики — и нашей, и наших союзников. А мы их просто разбазарили.

— Значит, Вы считаете, что если бы мы не прозевали тот этап вместе с нашими союзниками, то были бы шансы выживания содружества и его развития?

— Обязательно были бы.

— Виктор Григорьевич, где вырабатывалась тогда общая политика?

— Был Политический консультативный комитет государств Организации Варшавского договора (ПКК ОВД). На заседаниях этого комитета и встречались первые лица наших государств. Позднее, когда Брежнев уже был не в силах ездить сам, к нему в Крым приезжали на поклон руководители стран содружества.

— Вы лично знали этих людей. Какое впечатление они производили на Вас как политические деятели, как личности, способные руководить государством?

— Знаете, они были разными. На меня большое впечатление производил руководитель Польши Войцех Ярузельский. Мне нравились его честность. В то же время, он человек высокой культуры. Кадар был человеком с чувством юмора, популярным среди венгров, демократичным и доступным. Тодор Живков? Ну, об этом ничего хорошего сказать не могу. Жесткий сталинист, жесткий марксист-ленинец. Фидель Кастро — очень интересный человек, чувствуется, что боец. Сильное впечатление.

— Виктор Григорьевич, когда Вы были главным редактором печатного органа ЦК КПСС газеты «Правды», Вы ощущали какие-то ограничения, какое-то давление со стороны ЦК в том, что касалось освещения жизни стран содружества, например, венгерских реформ?

— Конечно.

— А кто конкретно наверху определял всю эту «дозировку»?

— Я имел дело с идеологическим отделом ЦК. Тут Михаил Андреевич Суслов играл большую роль. Он был главным идеологом, причем, очень ортодоксальным...

— А потом, после смерти Суслова, очевидно, произошло ослабление этой роли?

— Политика по отношению к соцстранам стала помягче. А когда началась перестройка, то уже сами союзники не всегда были готовы принять наши реформы. Скажем, Хонеккер не принял нашу перестройку. В ГДР запретили распространение газеты «Московские новости» и журнала «Спутник». Живков тоже не был от нас в восторге... В Чехословакии Густав Гусак относился к этому поспокойнее — потому что его страна всегда считала себя больше западной, чем восточной.

— Мы хорошо помним, что во время заседаний ПКК — высшего органа содружества — все информационные сообщения были покрыты какой-то вуалью тайны, во всем была недоговоренность. Чем это объясняется?

— В какой-то степени пропагандистскими целями. Нашим руководителям нужно было показать народу, что у нас в содружестве дела обстоят хорошо. Не хотелось выносить сор из избы.

— На чем же все-таки держалось содружество? Экономически страны содружества были разными, духовного единства не было, научно-техническую революцию — проморгали...

— А держалось вот на чем — на единстве руководящего ядра этих соцстран. На стремлении удержать власть (хотя она уже шаталась)... Венгерские события 1956 года... «Пражская весна» 1968 года... Это были очень серьезные симптомы, очень серьезные сигналы. И нам, конечно, нужно было думать. И, в частности, о войсках. Помните, как с румынами получилось? Пока наши войска стояли на румынской территории, румыны на задних лапках ходили. Только наши войска ушли (в 1958 году) — и Георгиу-Деж, и затем Николае Чаушеску повели свою игру. Ключевые позиции в экономике содружества — хоть и отстававшей от западной экономики — находились в наших руках. Когда мы заявили, что будем продавать союзникам нефть по мировым ценам, там же паника поднялась. Валюты-то твердой у них не было. Удар был серьезный по всей системе специализации производства и кооперирования, по всему, что нас связывало несколько десятилетий.

— Эта специализация тоже строилась так, чтобы привязать союзников к себе?

— Конечно. С другой стороны, был допущен крупный просчет: предполагалось, что одним из важных цементирующих факторов содружества будет сохранение руководящей роли коммунистических партий. Считалось, что эта роль будет неизменной и, соответственно, мы будем пользоваться во взаимных интересах партийным имуществом в наших странах.

— Какая сильная была инерция уверенности!

— Сила инерции, конечно, была, но, главное — была реальная сила.

— Вы говорите, что многое держалось на единстве руководящего ядра. Каково все же было соотношение между активной ролю Москвы в удержании этого ядра и ролью самих союзников в его сохранении? Был ли диктат?

— Конечно, был! Как же не было? И военный диктат, и экономическое давление. Москва была главным интегратором всей системы. Странам Центральной и Восточной Европы хотелось бы выбирать направление «туда» — или «сюда». Но объективные обстоятельства того времени не позволяли «туда». Мы их крепко держали за фалды. И в экономическом плане, и в военном, и в других отношениях.

— Вы специалист в области системного анализа. Как, с Вашей точки зрения, наиболее верно было бы проанализировать причины распада социалистического содружества?

— Давайте я приведу вам одну аналогию. Начальник генштаба российский армии Антон Деникин написал книгу о развале государства и армии. Он там показывает причины падения временного правительства: отсутствие программы и отсутствие систематичности в решении проблем.

Так и тут: есть содружество, но нет даже какой-то краткосрочной программы. С чего нужно начинать с точки зрения системного анализа? Когда есть признаки какого-то кризиса, нужно начинать с инвентаризации того, что есть. А дальше — нужны целевые программы. Среднесрочные, долгосрочные, какие-то прогнозы должны быть. Этого не было. Кстати, и перестройка началась без программы. Да и сейчас программы нет.

Второе, о чем пишет Деникин: люди не занимались по-настоящему экономическими делами, а больше их занимала борьба за власть. Это он о временном правительстве говорил. Ну и примерно то же самое получилось и в наше время: мы не хотели поступиться своими правами, дать больше самостоятельности. А ведь в любой сложной системе, особенно сверхсложной, вот эта жесткая централизация, вот этот диктат — они не работают, они дезинтегрируют систему. Чем ниже ступени этой системной иерархии, тем больше самостоятельности должны иметь низшие звенья. То есть, верхи не должны работать за низы. И третье, что говорит Деникин: эти люди — профаны в управлении, навыков менеджмента у них нет.

— Как повлияет развал социалистического содружества на судьбу социалистической идеологии? Ведь коммунистическая идея на востоке Европы в ее практическом воплощении провалилась.

— Коммунистическая идея провалилась, потому что мы проиграли экономическое соревнование с капитализмом.

От авторов:
После этого интервью прошло 16 лет. А как ныне? Есть ли у России надежные сильные союзники? Может ли теперь Россия на равных соревноваться с другими? Есть ли сегодня «программы и систематичность в решении проблем», о чем говорил Афанасьев, а еще раньше — лет за шестьдесят — Деникин?..


Все материалы раздела